— Ну, так как же, Липатыч? — спросил Громыхалин, откидываясь на спинку стула и расправляя под ремнем складки да гимнастерке.

— А вот так, как есть, — так же неопределенно ответил Липатыч и покосился на Лиду. Видимо, не хотел разговаривать при посторонних.

— Ты мне прямо говори, — повысил голос Громыхалин. — Будешь платить налог или нет?

— Кому платить-то? — Липатыч повернулся к окну, прислушиваясь к отдаленным орудийным раскатам.

Лиде показалось, что по заросшему лицу его пробежала ухмылка.

— Кому раньше платил? Государству, так ведь? А сейчас оно как никогда нуждается в народной поддержке.

Липатыч ответил не сразу. Опять покосился на Лиду и вдруг решительно:

— А по-моему, наши рубли уже не помогут.

У Громыхалина на скулах налились твердые желваки.

— Значит, говоришь, не помогут. — Сквозь стиснутые зубы голос звенел угрожающе. Медленно встал, опираясь ладонями о край стола.

Лида ждала, что будет дальше. Василий Иванович не спеша вынул из стола пистолет и положил его в карман. Лида заметила, как дрогнула у Липатыча борода и глаза воровски стрельнули по окнам.

— Ну, вот что. Даю тебе полчаса сроку. Ровно в пять принесешь деньги и получишь у секретаря квитанцию. А еще советую запомнить: Советская власть жила, живет и будет жить. Вот так. А теперь убирайся вон.

Налог Липатыч уплатил через пять минут, которые потребовались ему для того, чтобы проковылять в коридор и там без посторонних извлечь из потайного кармана кисет с деньгами.

Когда со стуком захлопнулась за ним дверь, Василий Иванович начал ходить по комнате, поскрипывая сапогами. У окна остановился.

— Вот, молодежь, смотрите. Это и есть старый мир. В школе небось рассказывали. А теперь сами увидели, в натуральную величину. — И, помолчав, задумчиво продолжал: — Да, теперь полезет наружу всякая дрянь. Во всяком случае, от такого можно ожидать всего. Жизнь прожил, а ничему не научился. И что интересно, сколько я его знаю, всегда старался на чужой счет проехать. Жадный, завистливый, а работать не заставишь. И вот результат — ни семьи, ни дома. Весь век нахлебником. А ведь мог быть человеком, как все.

Лида сидела молча, опустив голову, как будто была в чем-то виновата. За окном загрохотало сильнее, треснутое стекло ответило мелким дрожащим звоном.

— Мне пора. Еду в район по вызову, — сказал Громыхалин. — Вечером тебе в помощь придет Бутусов. Дверь на ночь запирайте.

И ушел неторопливо, даже на своем столе прибрал напоследок.

Сашка не пришел, а вихрем влетел по ступеням и с порога закричал:

— Лида, ни о чем не спрашивай, дай велосипед.

— Бери, — ответила Лида.

Уже на улице, уловив ее вопросительный взгляд, крикнул:

— Приеду, расскажу, — и, с маху вскочив в седло, помчался по улице.

За деревней Сашка свернул с дороги и поехал по тропинке, которая шла серединой луга, зеленевшего поздней отавой. Его опьяняла важность порученного дела. Дежуривший на военной точке красноармеец приказал ему «быстренько лететь» на пестовский поворот и подождать там военных, которые должны ехать на двух мотоциклах. Им нужно передать, что легковая машина прошла по шоссе на Лужки. Вот и все. Что за машина и почему ее надо задержать, ему не сказали и даже не дали никакого оружия, что он считал уже совсем несправедливым. По его мнению, обыкновенная винтовка, а еще лучше, пистолет ему бы обязательно пригодились. Кто знает, может, он как раз и встретит эту машину. Имея оружие, он без труда остановит ее, отберет у шофера ключ, а сидящему рядом человеку — Сашка представлял его обязательно в глухом плаще и шляпе, — который окажется шпионом, прикажет поднять руки и отберет у него секретные документы.

После этого его обязательно возьмут на фронт, где он будет разведчиком. Он станет добывать самые важные сведения, и слава о неуловимом разведчике пойдет по всей стране. За нам начнут охотиться враги и в конце концов поймают. Но даже под пытками он не выдаст военной тайны и погибнет как герой, только перед смертью обязательно скажет речь, примерно такую, как Павел Власов на суде.

Сашка начал в уме составлять речь. Он гордо поднимет голову и скажет: «Я…» Тут ему вспомнилось из Маяковского: «Читайте, завидуйте, я — гражданин Советского Союза». Ну, что ж, можно и так.

В этот момент велосипед сильно подбросило, Сашка мигом вылетел из седла и ударился о пень. Впереди была шоссейная дорога и за ней березовая аллея, ведущая в дом отдыха. Сильно хромая, Сашка вышел на дорогу. Нога болела, но он нарочно с каждым шагом нажимал на нее все сильнее. Подумаешь, нога. Начнут пытать, не так будет больно. Нет, он не раздумал идти в разведчики, но лучше, если его враги не поймают. И вообще, помирать не стоит.

Никого не встретив, Сашка проторчал на шоссе дотемна, но это не помешало ему часом позже представить дело так, чтобы Лида слушала внимательно и смотрела на него с уважением. Разве он мог подумать, что в его отсутствие она передала телефонограмму и машина была задержана около Волоколамска. Сашка не знал этого и под конец до того распалился, что немедленно перешел к обсуждению международных проблем и приблизительно наметил сроки окончательного разгрома врага.

Лида попыталась было возразить, но Сашка не дал ей и рта раскрыть.

— Прежде чем толковать, надо в военном деле разбираться. Я, конечно, тоже не пророк, — решил признать он в порядке самокритики, — но ведь Наполеон в Москве был, а что из этого вышло?

— На-ка поешь лучше, пророк, — улыбнулась Лида, развертывая бумажный пакет, в котором оказались огурцы, картошка и кусок хлеба.

Сашка съел все и только тогда спохватился, что ничего не оставил Лиде.

— Не беспокойся, — сказала она. — Я не хочу.

Между тем совершенно стемнело. Лида опустила маскировочные шторы, а Сашка втащил в комнату грязный велосипед и закрыл дверь на крючок. Зажгли керосиновую лампу, и сразу стало уютно и спокойно, как будто и не было никакой войны. Делать нечего. Телефон молчит, и Сашка, тщетно ожидая очередного задания, начал клевать носом. Лида рассказала о сегодняшнем случае с Липатычем.

— Ух, и зловредный мужик, — сказал Сашка, нахмурившись, и еще раз проверил, хорошо ли заперта дверь.

Еще с полчаса он мужественно боролся со сном, а потом растянулся на лавке, подложив под голову кепку и пересчитав в кармане стреляные гильзы.

— Если что, немедленно разбуди, — приказал он Лиде и в следующую минуту уже спал.

Время от времени за окном погромыхивало. Где-то далеко шел бой. «Как в Ленинграде во время финской войны, — подумала Лида. — Тоже маскировали окна и было слышно, как